Современный трансцендентализм

«Продумывая теоретическую часть во всем ее объеме и во взаимоотношении всех ее частей, я заметил, что мне не хватает еще кое-чего существенного, что я в своих долгих метафизических исследованиях, точно так же как другие, упустил из виду и что в действительности составляет ключ ко всей тайне метафизики, до сих пор остававшейся еще скрытой для себя самой. Я поставил перед собой вопрос: на чем основывается отношение того, что мы называем представлением в нас, к предмету? Если представление содержит только тот способ, каким предмет воздействует на субъект, то легко понять, как он может соответствовать субъекту в качестве действия своей причины и как это определение нашей духовности может что-то представлять, т.е. иметь предмет. Пассивные или чувственные представления обладают, следовательно, доступным для понимания отношением к предметам, и принципы, заимствуемые из природы нашей души, имеют вполне понятную значимость для всех вещей, поскольку они должны быть предметами чувств».

«Это могло, правда, все еще оставаться темным; однако оно сразу становится ясным, если вернуться к тому первому ядру критики разума, который предстает нам в письме Канта Герцу в 1772 г. Как «ключ ко всей тайне до сих пор скрытой от самой себя метафизики» определил здесь Кант проблему, которая гласит: на чем основано отношение того, что в нас называют представлением, к предмету? В предшествовавших теориях об этом отношении он не нашел ответа; они сводили это либо к «рецептивности» духа, которая не объясняла его способность подниматься до универсальных и необходимых
знаний, или кончали, признавая эти его способности, в конечном итоге тем, что сводили их к какому-либо «Deus ex machina», который исконно в соответствии с «природой вещей» помещал их в дух7. Однако это мистическое решение в сущности столь же ненужно, сколь неудовлетворительно, после того как понято, что в общем вопросе о предмете познания речь идет не о вопросе метафизики, а о вопросе логики. Ибо в противоположности, которую мы устанавливаем между «представлением» и «предметом», речь идет не о двух в корне различных свойствах абсолютного бытия, а об определенном качестве и направленности суждения. Мы приписываем определенному соединению содержаний «объективность», мы рассматриваем ее как выражение «бытия», если у нас есть основание признать, что форма этого соединения не случайна и произвольна, а необходима и общезначима. Что дает нам право для такого признания, еще остается нерешенным; но во всяком случае оно есть то, на чем основано не только все наше сознание истины и предметной значимости высказывания, но и в чем это сознание, собственно, состоит. Другими словами, нам даны не «вещи», из которых мы черпаем определенные необходимые знания, — несомненность этих знаний есть то, что в утверждении «бытия», «мира» и «природы» дает себе лишь другое выражение.
...
Следовательно, необходимость суждения происходит не из единства объекта, пребывающего за познанием и по ту сторону познания, но эта необходимость есть то, что составляет для нас единственно постигаемый смысл мысли о предмете. Тот, кто понимает, на чем покоится эта необходимость и на каких конститутивных условиях она основана, тем самым настолько проник в проблему бытия и решил ее, насколько она вообще может быть
решена с точки зрения познания. Ибо не потому, что есть мир вещей, мы располагаем в качестве их отпечатка и отражения миром познаний и истин, а потому, что необходимо существуют известные суждения — суждения, значимость которых не зависит ни от единичного эмпирического субъекта, который их выносит, ни от особых эмпирических и временных условий, в которых они выносятся, — для нас существует порядок, определяемый не только как порядок впечатлений и представлений, а как порядок предметов».

«Величайшая заслуга Канта состоит в различении явления и вещи в себе посредством указания на то, что между вещами и нами всегда находится интеллект (Intellekt), вследствие чего они не могут быть познаны такими, каковы они сами по себе.
...
Кант вывел вещь в себе не правильным способом, как я покажу вскоре, а посредством непоследовательности, которая послужила причиной многочисленных и неотразимых нападок на эту главную часть его учения. Он не признал прямо в воле вещь в себе, но сделал большой, открывающий новые пути шаг для такого познания, представив неоспоримое моральное значение человеческих поступков как нечто совершенно отличное и независимое от законов явления, по этим законам необъяснимое и непосредственно касающееся вещи в себе: это вторая главная точка зрения, которая составляет заслугу Канта
Третьей можно считать полное ниспровержение схоластической философии, под которой я имею в виду весь период от отца церкви Августина до времени, непосредственно предшествующего Канту».

«Зако́н доста́точного основа́ния— закон логики, который формулируется следующим образом: всякое положение для того, чтобы считаться вполне достоверным, должно быть доказанным, т. е. должны быть известны достаточные основания, в силу которых оно считается истинным.[1][2][3][4]
...Другими словами: всякое доказанное положение непременно истинно.[1]
Закон достаточного основания направлен против нело­гичного мышления, принимающего на веру ничем не обоснованные суждения, против всякого рода предрассудков и суеверий; он выражает то фундаментальное свойство логической мысли, которое называют обоснованностью или доказанностью. Запрещая принимать что-либо только на веру, этот закон выступает надежной преградой для любого интеллектуального мошенничества. Он является одним из главных принципов науки (в отличие от псевдонауки)[3]».